— Вот это верно, — согласилась Катрин. — Не за портянками едем. Как понимаю, в деле бывали?
— Так точно. Награды как положено — в штабе на хранении. А так в тыл немцам ходили…
— Тогда считаю инструктаж оконченным, — пробормотала Катрин, сдвигая на нос пилотку. — Евгений, не сутулься. Сидеть неудобно.
Начальница вроде дремала, облокотившись спиной о Женькину спину. Земляков вполголоса беседовал с новыми знакомыми. Оба были постарше возрастом рядового младшего лейтенанта — опытные, рассудительные. Взрывник-старшина оказался татарином из Горького. Женька вспомнил о земляке старшины — о лихом механике-водителе, рассказал, как легкий танк по улицам летал, — эсэсовцы только головами вслед вертели. Радист в 43-м тоже был на Воронежском — успел с полком организованно за Северский Донец выйти. Повздыхали, вспоминая отступление. Женька смущенно заметил, что на фронте бывал мало, больше в столице, по специальности трудился. Старшина сказал, что знание языка — дело самое нужное. Если бы в каждой разведгруппе имелся человек, умеющий сносно «шпрехать», то таких бы дел можно было наворотить — только держись. Сам старшина, Махсун Шахметов, или просто Миша, ходил в тыл к немцам неоднократно и, видимо, знал, что говорил. Рассказал, как в одной деревне под Псковом взяли сонными двух фрицев. Один был обер-лейтенантом, другой его денщиком. Обоих скрутили в одном нижнем белье, сгоряча выволокли в лес и потом долго выясняли, кто из них кто. Форму пленных прихватили с собой, но ростом и размером ноги фрицы были одинаковые, да к тому же оба малость ошалевшие, контуженые. Поговорить с ними не получалось, пришлось изучать документы. Кое-как расшифровали. А то так бы и пришлось за линию фронта обоих тащить. Хлопотное занятие за тридцать верст лишнего дурака провожать.
— Война вообще чертовски хлопотное занятие, — неожиданно проворчала Катрин. — Давайте лодку вытащим. Что-то мне кажется — подтекает она.
Бойцы переглянулись, Женька тоже сначала не понял. Когда отволокли «крейсер» подальше от воды и уселись в нем с удобством, стало понятнее. Начальница вообще полулежала, облокотившись о мешок с толовыми шашками, посматривала на тропинку с прежним отсутствующим выражением лица. Остальные повозились, старшина неуверенно вытащил банку консервов и хлеб.
— Взрезай! — оживилась Катрин. — Легче грести будет.
Сама она продегустировать бутерброд с американской тушенкой не успела. По тропинке протопали трое бойцов-морпехов с патронными ящиками и хмурый младший лейтенант. Катрин живо слетела с лодки, заговорила. Бойцы, да и лейтенант, как почти все мужчины, при виде зеленоглазого и белокурого создания не замедлили глуповато заулыбаться.
Побеседовав, начальница рысцой вернулась к лодке, карманы шароваров забавно оттопыривались-раскачивались — успела выпросить у морячков пару «эфок». С энтузиазмом вцепилась зубами в ломоть с тушенкой. Не очень разборчиво пояснила:
— Нам здешний народ рекомендовал держаться подальше от берега. Дабы не демаскировать подготовку десанта. Понятно?
— А как же. Так товарищу командиру и доложим, — отозвался догадливый Миша. — Маскировка — это святое.
— Вот именно. Чаю бы…
После перекуса бойцы деликатно отошли и закурили. Женька втянул носом забытый было махорочный дым. Катрин сидела, задрав ногу в сапоге на нос плоскодонки, все с тем же отсутствующим выражением разглядывала угол рыбацкой халупы. По всему чувствовалось — злость начальницу так и распирает. Бабахнет товарищ Мезина как фугас.
— Кать, — осторожно сказал Женька, — ты не очень переживай. Просто волнуется старлей. У него первый выход. Он, наверное, все как-то не так себе представлял. Сейчас втянется.
— Представляльщик, что б ему… Чудак, не на ту букву, — пробормотала начальница. — Пока он втянется, мы по его приказу геройски на пулемет побежим. Или цистит с простатитом подхватим.
Женька хмыкнул.
— Я без иронии, — прошептала начальница. — О СМЕРШе вечно нехорошие слухи ходят. Начинаю верить. Я к армии и так очень сложно отношусь. А тут ее в какой-то квадрат возводят. В чекистский.
— Толкунов не из органов. Он же армеец.
— Нет, он как раз из органа. Я даже знаю из какого… — Катрин заставила себя замолчать. — Слушай, по-моему, я твой воинский дух подрываю.
— Не преувеличивай. У меня дух исключительно толмаческий. И органы я уважаю.
— Я тоже, — после паузы признала начальница. — У чекистов настоящие мужчины водятся. Я даже дружу с одним правильным дядечкой.
Ходил Толкунов тихо, но услышали его вовремя. Катрин взметнулась на ноги, нахлобучивая пилотку, принялась рапортовать:
— Товарищ командир группы, за время вашего отсутствия происшествий не было! Согласно рекомендации представителя местного гарнизона произвели передислокацию. Местные очень настаивали. Говорят, демаскируем. Немцы тщательно отслеживают любые плавсредства.
Толкунов смотрел в ее зеленые глаза и, видимо, думал о чем-то сугубо стратегическом. Махнул рукой:
— Отдыхайте. С местными никаких разговоров и прочей болтовни. Выходим по графику. Наша лодка замыкающая. Не расслабляться.
Вышли уже в сумерках. Пошел мелкий холодный дождь. Набитые десантниками байды одна за другой отваливали от полуразрушенной пристани. Ровно, словно отсчитывая минуты, рвались снаряды где-то севернее поселка, но у воды было тихо. Лодки тяжело выстраивались против течения. Пять крупных рыбацких развалюх, низко осевших под тяжестью людей и оружия. Две лодки поменьше. Плоскодонка спецгруппы к причалу не подходила, осторожно выползла из камыша, пристроилась в хвосте. Со свежепросмоленной байды смотрел лейтенант, приветственно поднял руку. Катрин помахала ответно, за что удостоилась осуждающего взгляда командира: