Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего - Страница 69

— Ладно-ладно. Будем считать — это поясница. Сделаешь татуировку или еще какую фенечку. Собственно, тут и стринги все прикроют.

Боец Торчок озадаченно оглянулся.

— Наблюдай! — зашипела начальница, спешно натягивая штаны.

Дороги почти не было видно, сплошь трупы. Женька опустил бинокль. Лучше уж невооруженным глазом, тут все равно каких-то метров двести. У остатков заграждения корчился, хрипло кричал раненый. Кто-то еще шевелился, долетали стоны. За дорогой лежали и свои — те, кто из окопов не в ту сторону побежал. Где-то в километре шел бой, изредка взрывались снаряды и на дороге.

Жуткое зрелище. Ватерлоо какое-то. Уж, казалось, два века (или полтора?), как сомкнутым строем на мины и винтовки никто не ходит. Что там с немцами на Херсонесе случилось, раз они такой суицид учинили? Сколько их шло? Сводный полк? Больше?

По дороге, пошатываясь, брел человек. Назад, от Фиолента. Там, у монастыря, видимо, уже заканчивалось — еще вели скороговорку пулеметы, но глухого стука танковых пушек уже не было слышно. Дальше к западу, на дорогу и укрепленные высоты, вновь и вновь ложились серии тяжелых мин. Человек — наверное, немец, судить можно было только по коротким сапогам, выше все было черным, обгоревшим, даже голова блестела черно-багровым, — упорно брел к минометным разрывам, спотыкался о трупы. Зацепился ногой за ружейный ремень, слепо поволок за собой маузеровский карабин.

Женька прицелился, — можно снять одиночным — к характеру МР-40 рядовой младший лейтенант вполне приноровился. Но палец на спуск не нажал. Черт его знает, нужно бить таких… зомби?

Начальница немного побубнила с товарищем Торчком и окликнула Женьку:

— Эй, товарищ младший лейтенант, есть мысль перебраться ближе к окопам. Если немцы назад повалят, там будет гораздо уютнее.

— Давайте, — Женька смотрел на дорогу — страшного немца не было видно, наверное, упал.

Стоило высунуться, откуда-то ударил пулемет. Стреляли издалека, пули уходили над головой в сторону моря. Женька полз, старался огибать трупы, потом уже прятался за ними, — пулемет взял точнее. Начальница ползла правее, и, видимо, повреждение тыла ей порядком мешало. Выражалась Мезина так, что даже Торчок, двигавшийся ближе к обрыву, неуверенно высказался:

— Товарищ дивчина, демоскиртуеся шибко громко.

— Я — сержант по званию, — злобно ответила начальница. — И не «демоскиртуюсь», а восстанавливаю равновесие психики. У меня кровопотеря, судя по ощущениям, громадная.

Тут всем пришлось замереть. Проклятый пулемет не унимался. Пули то свистели над головой, то тупо стучали в землю. Женька распластался за немцем-связистом, — тот лежал на земле, мирно прикрыв глаза. Куртку на груди изодрало осколками, но кровь уже запекалась. Обтертый до блеска МР-40 валялся в метре от покойника. Пулеметная очередь прошлась рядом, дернулось тело убитого красноармейца, лежащего за немцем, — звякнула, откатилась каска. Вот черт, по второму разу людей убивают. Женька потянулся, ощупью принялся расстегивать пряжку немца — наверняка в подсумке хоть один магазин полный имеется.

— Замри, Земляков! — рявкнула Катрин.

— Оно с курганчика, чо передо дзотом, бьет, — уведомил зоркий Торчок.

— Когда «оно» ленту будет менять — рывком к окопам. Тут всего метров двадцать, — глухо скомандовала Катрин, вжимаясь подбородком в землю.

МГ резал короткими очередями. Женька подумал, что хорошо, когда мертвецов вокруг много. В смысле гуманности, конечно, ужасно, зато пулеметчики живых от мертвых отличить не могут.

Наконец пулемет взял паузу. Хотя стрельба шла и сзади — у монастыря, и впереди — над Херсонесом, стоял сплошной гул, но после плотных строчек МГ мир казался таким замечательно тихим.

— Вперед! — скомандовала Катрин.

Женька только на колени успел встать. Пулемет врезал длинной очередью, пришлось снова падать, вжиматься каской в бок мертвеца. Убитый немец вздрогнул от попадания пули, словно отодвинуться хотел. Брезгливый.

Сквозь свист пуль было слышно, как грубо ругается начальница.

— Товарищи командиры и командирки, — отозвался Торчок. — Вы хлебальники саперкой прикройте. Оно срикошетит. Я вже прикрылся. У меня саперка хорошая. Если из хорошей железки, потому как если жестянистая, какие клепать в войну принялись, то прошьет…

— Понятно, Павло Захарович. Раз ты такой бронированный, так шевелись, — сказала Катрин. — Тебя толком все равно не видно, но хоть слегка гада отвлечешь.

Женька осторожно вытащил из чехла свою лопатку. Прикрыв лицо, начал шевелиться. По правде говоря, плоскость у лопатки была крошечной. Но не ждать же, когда тебе прямо на месте башку прострелят.

Пулемет лупил, Женька полз, вжимаясь в землю. Видел в основном металл лопатки. Неожиданно оказалось, что впереди тянется ход сообщения. Женька отпихнул пустой патронный ящик, соскользнул в спасительное углубление. В последний момент испугался что ступни, в наконец-то разношенных ботинках, прострелит. Обошлось. Свалился на мертвого бойца, поспешно сполз в сторону, — ход сообщения был глубиной едва по колено. Левее короткой ящерицей скатился в укрытие Торчок, поправил съехавшую на нос каску:

— Живы?

— Катька где? В смысле, сержант наш?

Очередь вспорола бруствер, и тут же, охнув, в траншею соскользнула Мезина.

— Ах, вашу… Зарекалась ведь о крайнем разочке загадывать… — начальница отшвырнула саперную лопатку.

Она сидела, привалившись спиной к стенке траншеи, глаза были дурные. Женька пополз к наставнице — на передней части каски светлела свежая вмятина.